Поэтому Февральская революция оказалась для меня неожиданностью. Из Москвы поступила телеграмма с намеками на близкую политическую бурю. Я выехал в Баргузин и, добравшись туда через пять дней, связался по телеграфу со столицей. Так я узнал о событиях в Петрограде. Тогда я собрал крестьянских вожаков, занимавших враждебную позицию по отношению к старому режиму, а также некоторое число революционеров и ссыльных рабочих-социалистов. Из числа рабочих моей химической фабрики близ Баргузина мы составили ревком и приступили к ликвидации старого строя и основанию новой власти. Несколько бывших матросов, ссыльных с броненосца "Потемкин", надели на рукава красные повязки — они стали революционной милицией. Раздобыв типографский набор, мы начали издавать газету. В Баргузине и больших окрестных селах шли сходки и служились благодарственные молебны.

Мне особенно запомнились два народных собрания. Одно состоялось в Баргузине после церковного богослужения. Русские жители вышли праздновать праздник свободы, и при встрече с евреями, возвращавшимися из синагоги, обнимались с ними, плача от радости. Все вместе спешили в зал собрания. Там на сцене сидели священник и раввин, и после одного из выступлений, растрогавшего присутствующих, священник встал и всенародно облобызался с раввином.

Помнится мне и митинг, собранный на первый день христианской Пасхи в большом селе Читкан крестьянскими вождями Агафоновым и Новиковым, входившими в состав ревкома. В тот день в Читкан устремились толпы крестьян из всех ближних сел. Мы роздали им номер наших "Известий ревкома", выходивших от случая к случаю и печатавшихся ручным способом, — номер с подобранными к митингу материалами. Передовица, сочиненная автором этих строк, называлась "Христос воскрес". В ней я старался подчеркнуть, что наша революция вполне сходится с духом учения Христова, а посему ее должен поддержать каждый христианин. Я полагал, что это простейший способ заронить в умы крестьян, в большинстве своем абсолютно неграмотных, некоторое представление о сущности развертывающейся революции. Митинг должен был состояться в церкви, и на подходе к ней меня встретили мои друзья-крестьяне, члены революционного комитета. Когда мы подошли к церкви, забили в колокола. Агафонов забрал у меня пачку газет для раздачи собравшимся и, оставив себе один номер, поднялся на помост. После короткой речи он развернул газету и начал громко, с упором зачитывать собранию передовицу. Каждый раз, когда он произносил в тексте «Христос воскрес!» все широко крестились. Митинг прошел дружно и сердечно.

— Знаете что? Раз я уж сел сюда, то тут и останусь. - И предъявил постановление ревсовета.

В состав ревсовета входили представители окрестных сел из числа людей, известных своими оппозиционными настроениями. Заседания ревсовета были для этих людей своего рода уроками политграмоты, и тут тоже не обходилось без курьезов. Однажды мнения по определенному вопросу разделились, и мне пришлось опрашивать каждого в отдельности о его позиции. Когда я обратился к представителю одного из дальних сел, тот ответил:

— Товарищ председатель, село наше Бодон, оно маленькое, и своего мнения у нас не имеется. У кого сила, за того и стоим.

В Петербург я приехал в середине октября 1917 года (по старому стилю) и убедился, что жизнь в столице и развитие событий резко отличаются от того, что я себе представлял по газетам и рассказам. Меня встретил не дух радости и победы, а состояние подавленности во всех сферах - политической, стратегической и экономической, и в этом крылась серьезнейшая опасность.

Я поселился на квартире у знакомой, которую знал еще с детских лет. Она получила образование в Париже и, будучи студенткой Сорбонны, вышла замуж за студента инженерной школы. Она не принадлежала ни к одной из политических партий, но ее муж уже в молодости был членом большевистской группы в Париже, во главе которой стоял тогда Троцкий. После Февральской революции оба переехали в Россию. В Петрограде ее мужа удостоили звания старого большевика, и он вращался в высоких партийных кругах. Живя у него в доме, я получил возможность побывать на нескольких закрытых собраниях и был достаточно хорошо осведомлен о происходящем.

Чтобы разобраться в сложной политической борьбе, развернувшейся между большевиками и социалистическими партиями, участвовавшими во Временном правительстве, я должен был досконально изучить события, произошедшие со времени Февральской революции, в итоге которой было создано правительство Керенского. Из приходивших в Сибирь газет невозможно было составить верного представления об этих событиях.

23 февраля в Петрограде состоялось международное женское собрание. В этот день была объявлена забастовка, в которой участвовало более ста тысяч женщин, в большинстве своем - работниц текстильных фабрик. Эта стачка не была связана с политикой. Ее вызвала нужда — следствие затянувшейся войны.

Временное правительство, основанное после свержения царского режима, было составлено из представителей социалистических партий (меньшевиков и эсеров), вместе с представителями либералов и кадетов, во главе с эсером Керенским. Это коалиционное правительство ставило себе целью создать подлинно демократический строй. Влияние большевиков в то время было ничтожным, и свои усилия они направляли на то, чтобы помешать действиям Временного правительства и сосредоточить власть в руках совета рабочих и солдатских депутатов. И действительно, влияние советов постепенно начало сказываться. 8 апреля 1917 года в Петроград приехал Ленин — после того, как с ведома немецких властей пересек Германию в запломбированном вагоне; с его приездом усилилась активность большевистской партии. Месяц спустя приехал из Америки Троцкий и тотчас вошел в совет рабочих депутатов.

На праздновании Первого мая и особенно на первом Всероссийском съезде советов стали очевидны агрессивность большевиков и их методы борьбы. Правительство согласилось на созыв съезда, поскольку большевики были в совете в меньшинстве, а остальные социалистические партии поддерживали Временное правительство. Разрешение созвать съезд преследовало также цель добиться одобрения требования Керенского о возобновлении наступления на фронте, чего ожидали от России ее союзники. Он получил это одобрение 3 июня. В ответ съезд, под влиянием большевиков, организовал "беспартийную демонстрацию за мир". Эта демонстрация с полной несомненностью выявила подлинные намерения большевиков: лозунги, которые несли демонстранты, гласили: "Долой тайный сговор с союзниками!"

Дивизия кавказцев под командованием Корнилова была разбита. Эта победа, однако, обошлась правительству Керенского очень дорого. Большевики выручили его из беды — теперь пришло время платить по счету. Из заключения были освобождены Троцкий с сподвижниками, арестованные после июльского восстания, а те, что были на воле, с удесятеренной энергией взялись за агитацию и приготовления к захвату власти. Вскоре им удалось заполучить большинство в петербургском совете рабочих и солдатских депутатов. Затем пришла очередь московского совета и советов нескольких провинциальных городов. С этого момента большевики выдвинули требование созвать второй съезд советов. Но теперь правительство усмотрело в таком съезде смертельную опасность. Было ясно, что большевики рассчитывают завоевать большинство и, после избрания угодного им исполкома, возобновят попытку захвата власти. Поэтому Временное правительство, состоявшее к тому времени только из представителей социалистических партий (кадеты вышли из коалиции), предложило созвать вместо всероссийского съезда советов Всероссийское демократическое совещание, где будут участвовать, помимо представителей рабочих советов, также делегаты городских советов, земства, профессиональных союзов и кооперации. Подобное совещание — утверждало правительство — явится куда более демократическим, нежели съезд рабочих советов, ибо большинство общественных органов, о которых шла речь в связи с предполагаемым совещанием, были только что переизбраны на базе общего избирательного права.

Это совещание действительно было созвано в Москве в конце сентября 1917 года. Оно избрало "Временный совет республики", где большевики опять были в меньшинстве. Этот совет, которому предназначалось функционировать до созыва Учредительного собрания, получил у широкой публики прозвище "предпарламент" и в начале октября начал заседать в Петрограде в Мариинском дворце. Именно эти заседания я и посещал, приехав в Петроград.

— Раз вам хочется услышать нечто более занимательное, — сказал он, — советую послушать Троцкого в петроградском совете.

- Мне кажется, вы совсем не понимаете, что творится в стране. Чернов и другие произносят высокопарные речи, а в петроградском совете сидит Троцкий и открыто раздает оружие.

В памяти у меня запечатлелась одна любопытная беседа тех дней. 6 ноября (по новому стилю) я встретился с Евгением Францевичем Роговским, губернатором Петрограда. По национальности поляк и юрист по образованию, Роговский был членом партии эсеров. Он провел несколько лет в тюрьме, был сослан в Сибирь и некоторое время работал в Иркутске помощником М.Л. Кроля, известного своими печатными трудами и впоследствии избранного делегатом от Иркутска в Учредительное собрание. Кроль был моим старым другом и с Роговским я состоял в дружеских отношениях. Это был светловолосый красавец, очень доброжельный, спокойный, с обходительными манерами. В кругу друзей его ласково звали Женечкой. Он был активным участником Февральской революции в Иркутске и проявил известный административный талант. Когда он приехал в Петроград в качестве делегата на съезд эсеров, Керенский назначил его губернатором столицы. Я несколько раз разговаривал с ним в те дни по телефону. Он пригласил меня к себе в канцелярию и назначил дату: 6 ноября. Услыхав, что я собираюсь ехать назад в Иркутск, он сказал, что тоже готовится ненадолго в Сибирь, так как партия выдвинула его кандидатуру в Учредительное собрание. В то время трудно было раздобыть билет на сибирский экспресс, и он пообещал взять два билета.

— В эту ночь я не спал. Ездил закрывать большевистские газеты, сегодня в киосках вы их не найдете. Это начало новой системы борьбы с ними. Редакторы и печатники пойдут под суд по обвинению в подстрекательстве к мятежу и изменническим действиям. Положение не так плохо, как полагают; мы их одолеем.

— Говорите при нем, это один из наших.

— На нашей стороне юнкера, полк велосипедистов, велосипедный отряд и еще несколько подразделений.

- Я специально попросил вас остаться, чтобы вы убедились, что положение не такое уж отчаянное. Мыс ними справимся.

Пятнадцать лет спустя, в 1932 году, мне случилось приехать в Берлин вместе с немецким инженером, работавшим со мной в Эрец-Исраэль. Дело было накануне выборов в Рейхстаг, и мой спутник вовсе.не скрывал, что собирается проголосовать за Гитлера. Пропаганда нацистов и их демонстрации на улицах, пестревших боевыми лозунгами, свидетельствовали об их силе и дерзости. В моих глазах положение в Германии было чрезвычайно серьезным. В тот же день я обедал с немецкими профессорами и рассказал, что наблюдал в городе в утренние часы, но мои собеседники принялись доказывать, приводя различные аргументы и данные статистики предыдущих выборов, что нет никакой угрозы переворота и оснований для тревоги. "И тут то же, — сказал я себе, - юнкера, полк велосипедистов и велосипедный отряд!" Подобное происходило в истории уже неоднократно, и так оно, по-видимому, останется в будущем. Ибо люди в силу своей природы склонны к оптимизму и не в состоянии видеть признаков надвигающейся опасности.

Должен признаться, что в то время я сам был весьма близок к большевистской идеологии. Я видел, что окончательно разрушена экономика страны, и чувствовал, что так дальше продолжаться не может. Боль шевики требовали кардинальных перемен, хотя пока и не имели возможности провести свои принципы в жизнь. Власть еще не находилась в их руках, и гражданская война со всеми ее ужасами еще не началась Мои хозяева замечали некоторую симпатию с моей стороны к их линии, доверяли мне и не скрывал; от меня своих планов.

Положение на фронте ухудшалось. Войска жаждали только мира, обещанного им большевиками и делегаты приезжали с фронта требовать выполнения этого обещания. Приближалась четвертая зима в окопах. Дезертирство приняло массовый характер. Среди солдат распространялись листовки с призывом покинуть окопы, как только выпадет первый снег. Петроградский совет, в котором большевики располагали большинством, открыто требовал передачи власти в руки ЦК рабочего совета, призывал экспроприировать у помещиков их владения и распределить землю среди безземельных крестьян, установить контроль над промышленностью, а также немедленно начать переговоры о мире.

Тем временем немцы заняли Ригу, и Петрограду угрожала опасность. Некоторые правительственные учреждения были эвакуированы в провинциальные города, и обсуждалось даже предложение о переезде в Москву самого правительства,

Ленин следил за происходящим из Финляндии, теперь дал указание сделать решающий шаг. По его распоряжению 28 октября было созвано тайное совещание большевистской верхушки; Ленин тоже прибыл туда - инкогнито. На этом совещании решено было захватить власть.

На всех заводах шли собрания. Распространялись тысячи листовок. Предстоящее восстание перестало быть секретом, к нему призывали во всеуслышание. С часу на час положение вычерчивалось все более определенно: большевики готовятся к захвату власти, правительство отступает, почва уходит у него из-под ног.

ВЦИК рабочих советов принял решение о созыве второго Всероссийского съезда советов, назначив срок — 7 ноября. Делегаты-социалисты сопротивлялись этому решению, но не могли устоять перед нажимом большевиков. Этому дню предстояло стать одной из роковых вех в истории России, хотя мнения расходятся — на благо ли это- или во зло. Пропаганда и подготовка к съезду велись в лихорадочном темпе. Значительное место в плане восстания было отведено и 4 ноября, так как эта дата была объявлена "Днем петроградского совета", якобы днем сбора средств в пользу печатных органов рабочих советов. На деле же этот день был выбран для проведения смотра большевистских сил перед началом переворота. Страсти бушевали, и этот водоворот захватил всех. Большевики мобилизовали своих лучших ораторов, повсюду шли бесконечные собрания. Десятки тысяч заполнили здание цирка, Народный дом и другие общественные места. Общее возбуждение достигло кульминации, когда Троцкий потребовал от масс поклясться в верности рабочим советам. В народ был брошен лозунг; "Долой правительство Керенского! Конец войне! Всю власть советам!" На одном из таких митингов я внятно ощутил, что политическая драма подходит к финалу.

Судьба восстания в большой степени зависела от гарнизонных войск Петрограда и Петропавловской крепости. Большевики постарались их распропагандировать, чтобы привлечь на свою сторону. Уже в середине октября командующий хотел отправить большую часть отрядов на фронт, поскольку не доверял им, но об этом узнал ВЦИК рабочих советов и потребовал доказательств, что фронт действительно нуждается в этих войсках и что это распоряжение — не политический маневр. Постановили также организовать Военно-революционный комитет при петроградском совете, который будет следить за действиями генерального штаба с правом утверждения или отмены приказов командующего. Таким образом был создан контрольный орган для надзора за генеральным штабом и войсками. Это был конец. Как выяснилось впоследствии, на тайном совещании, проходившем под председательством Ленина близ Петрограда, в этот комитет были избраны Ленин, Троцкий, Каменев, Сталин и Дзержинский. Главой комитета был назначен Троцкий. Этот комитет сыграл решающую роль в свершении переворота. Он помещался в Смольном, на верхнем этаже, и члены комитета находились там круглосуточно. Сюда по ходу переворота поступали все донесения, и отсюда исходили все распоряжения.

В ночь на 6 ноября Роговский закрыл все редакции и типографии большевистской прессы. Вышеупомянутый комитет сорвал наложенные им печати, открыл типографии, разместил в них отряды революционных войск, и газеты вышли. 6 и 7 ноября революционный совет назначил комиссаров во все части петроградского гарнизона, на все оружейные склады и все крупнейшие заводы Петрограда и его окрестностей. Оружие из арсеналов отпускалось теперь только по приказу комиссаров. В частях, которые еще колебались, была усилена агитация. Уже 5 ноября гарнизоны Петрограда и Петропавловской крепости перешли на сторону большевиков. Приказы правительства войскам и органам власти передавались в ревком — по телефону или через вестовых и тем самым лишались всякой эффективности. Разведка у большевиков была организована превосходно. На все железнодорожные станции были назначены комиссары, следившие за передвижениями войск. Революционно настроенные солдаты захватили почту и телеграф. В ночь на 7 ноября отряды революционных войск заняли, почти не встретив сопротивления, большую часть правительственных учреждений, включая государственный банк. Утром 7 ноября стало известно, что на рассвете эти отряды начали стягиваться к Зимнему дворцу, где размещалось Временное правительство, — там были почти все, кроме Керенского, выехавшего в это утро из города с целью организовать военную помощь столице. Вечером того же дня Керенский произнес большую речь в "предпарламенте", требуя одобрения чрезвычайных мер против большевиков. После долгих прений было принято решение осудить действия большевиков, но главное требование Керенского не поддержали. В Зимний дворец собрали офицеров, юнкеров, ударный женский батальон, несколько сот казаков и несколько пушек. Развели на Неве мосты, кроме Дворцового. Крейсер "Аврора", который стоял на Неве и экипаж которого считался неблагонадежным, получил приказ выйти в море. Но об этом узнала большевистская разведка; ревком послал на крейсер своих представителей, чтобы склонить экипаж к неподчинению правительству. И действительно, экипаж крейсера решил не сниматься с якоря и перешел в подчинение ревкома,

Зимний дворец еще не был взят, и члены правительства пока еще находились в нем, но большевики уже были уверены в своей победе. 7 ноября председатель ревкома Троцкий объявил на заседании петроградского совета: "Правительство Керенского упразднено. До второго Всероссийского съезда советов правительственные функции в стране перейдут в руки революционного комитета". Это заявление получило широкую огласку, и к вечеру большевистские отряды начали разоружать посты юнкеров вокруг Зимнего дворца.