Наше последнее письмо в министерство колоний  резко изменило отношение к нам. Теперь власти располагали ответом на любые критические нападки и запросы в парламенте. Из шести английских фирм, поддерживавших проект, лишь две принадлежали евреям. Англичанам и палестинцам обеспечивалось большинство в правлении концессионной компании. Было также оговорено британское подданство президента компании. Через две недели после отправки письма мы с Таллоком были приглашены на беседу к Шекборобеседу, которая впервые состоялась по его инициативе. И хотя угроза со стороны французской группы еще полностью не отпала, однако стало ясно, что с этой стороны нам уже не грозит серьезная опасность.

Теперь мы сосредоточили свои усилия на подыскании подходящей кандидатуры в президенты компании. Мы посоветовались с доктором Вейцманом, и он назвал нам еще два имени. Одно из них было Чарелл Литтон, к которому мы и решили обратиться. Его отец в прошлом был вице-королем Индии, а дед прославился в качестве автора книги "Последние дни Помпеи". Сам Чарелл Литтон родился в Индии, занимал целый ряд должностей на правительственной службе, был три года лордом адмиралтейства и в течение некоторого времени исполнял обязанности вице-короля Индии. Он был шурином лорда Бальфура, — этого достаточно, чтобы понять характер его отношения к евреям.

Я обратился к лорду Литтону через архитектора Роберта Летьенса, его родственника. Мы встретились в клубе "Карлтон", и я изложил ему наше финансовое положение и результаты переговоров с королевскими представителями. Выслушав меня, он попросил снабдить его дополнительной информацией и сказал, что подумает и сообщит свой ответ.

На следующий день, повидавшись с Шекборо, я убедился, что ему уже известно о нашем разговоре. Он также одобрил наш выбор.

— Вчера я тоже встретился с лордом Литтоном,— сказал он, — мы ужинали вместе.

Впрочем, я знал заранее, что лорд Литтон ничего не решит, не посоветовавшись сначала с министерством колоний.

"Палата лордов, 20 марта 1929 года

Виконт Темплтон внес предложение учредить постоянный британский контроль над предприятием Мертвого моря и побочными производствами, которые разовьются на его базе...

Мертвое море, заявил он в частности, является ключом к Ближнему Востоку. Хайфский порт, электрификация и орошение Иорданской долины составляют три слагаемых единственного в своем роде промышленного предприятия, способного раскрепостить огромные и благотворные силы и вдохнуть жизнь в цивилизаторскую деятельность на всем пространстве от Нила до Евфрата... Подобная сложная ситуация обязывает нас позаботиться о том, чтобы контроль находился в английских руках... Русскому еврею Рутенбергу выдана концессия, которая на 70 лет вперед делает его полновластным хозяином всей экономики Палестины и Трансиордании... Вот вам штрих, дающий представление о размерах нежелательного влияния сионистов и представителей международного капитала...

Далее он упомянул обделенную британскую группу,  которая жаждет освоить Мертвое море, но которой не дают этого сделать. 2 ноября 1926 года группе предложили ввести в свой состав г-на Новомейского...  и состоялось совещание... с этой целью. Г-н  Новомейский категорически настаивал на том, что если слияние будет достигнуто, решающий голос должен быть передан ему и его товарищам, которых он не назвал, "и мне бы очень хотелось узнать, кто они такие..."

Темплтона поддержал лорд Дейнспорт. Он особенно настаивал на том, чтобы ему объяснили, почему мандат Лиги Наций является препятствием к установлению британского контроля над предприятием Мертвого моря.

Вслед за ними выступил лорд  Мельчет, иначе говоря — сэр Альфред Монд.

Он начал с объективного обзора положения. Не стоит преувеличивать, сказал он, значение германской монополии на поташ. Фактически в мире существуют излишки поташа.

Я сидел на балконе и слушал его выступление. Поначалу мне казалось, что он собирается взять меня под защиту, однако вскоре он сменил тему и принялся оправдываться в том, что отказался поддержать мою компанию.

— Мертвое море, — сказал он, — заманчивое дело. Я хорошо с ним знаком. Я несколько раз бывал там и разговаривал с работавшими на месте специалистами. Я беседовал по этому вопросу с немецкими, французскими и английскими экспертами, и никто из них не считает, что крупным финансовым группам есть смысл инвестировать деньги в поташ Мертвого моря. Разве не странно, что по поводу концессии очень много разговаривают и тем не менее ни одна финансовая группа ни в Европе, ни в Америке — не пыталась приобрести эту концессию для себя.

Намекая на слова лорда Темплтона относительно британской группы, Монд сказал:

— Благородные лорды склонны преувеличивать значение концессии, они основываются на сведениях из вторых рук и не могут осмыслить технической стороны дела. Я считаю, что в этом кроется определенная опасность. Картина, складывающаяся в результате безответственных заявлений, может ввести людей в заблуждение и побудить их вложить деньги в предприятие, которое, с моей точки зрения, является весьма сомнительным. Я не знаком с группой, которую имел в виду благородный виконт, и прежде даже не слышал о ней, хотя в дальнейшем многие обращались ко мне по этому вопросу, и иностранные коллеги из финансового мира интересовались моим мнением об инвестиции капитала в этот проект..

Тут он перешел к сионистскому аспекту вопроса.

— Нападки благородного лорда несправедливо задели мистера Рутенберга. Вместе с присутствующим тут благородным лордом Ридингом я тоже участвую в правлении компании, созданной, чтобы снабдить Палестину дешевой электроэнергией. Почему концессия была предоставлена мистеру Рутенбергу? Потому что он весьма талантливый инженер-электрик и потому что он подал заявку на эту концессию. Благородному виконту неведомо, сколько тяжких лет мы пережили, пока изыскали требуемый капитал, он не знает также, как благодарны мистеру Рутенбергу все три верховных комиссара Палестины. Мне кажется, виконту следовало бы взять обратно свои слова. Да будет позволено спросить: разве палестинский подданный не вправе получить концессию в своей стране? Ведь и мистер Рутенберг, и мистер Новомейский — палестинские подданные. По-видимому, чтобы получить концессию в Палестине, человек должен быть подданным другой страны. Но ведь такая установка неприемлема. Неправда, будто мистер Рутенберг — русский еврей. Он палестинский еврей. И я вынужден протестовать против попытки сеять предубеждения против людей, взявшихся за освоение Палестины и ставших подданными этой страны.

Я было воспрянул духом, но тут от защиты он снова перешел к нападению.

— Палестинская администрация испытывает сегодня большие трудности, причем мне известны и такие, которые порождены желанием обеспечить свободное международное соперничество вокруг каждого контракта, конкурса и концессии на подмандатной территории. Тот, кто заявляет, что любая концессия должна даваться исключительно и только британским финансистам, хочет невозможного. Благородный лорд здесь намекнул, что концессия, о которой у нас сейчас идет речь, может заметно повлиять на цены на поташ в Англии. Однако невозможно предположить, чтобы поташ, который придется возить через все Средиземное море и дальше, в Англию, стоил дешевле, чем тот, который мы получаем из соседней Германии. Немцы позаботятся, чтобы этого не произошло.,

Речь Мельчета подействовала, как холодный душ, тем более что это говорил человек, одинаково хорошо разбирающийся как в финансовых вопросах, так и в химической индустрии. Не помогла и попытка Гаррела Плимута, спикера правительства, выступить в защиту нашей концессии. Создалось впечатление, что вообще проект эксплуатации Мертвого моря построен на песке. Я уже подозревал, что все эти разговоры только помешают нашим усилиям найти уважаемого и солидного президента. Выяснилось, однако, что критика Монда не повлияла на лорда Литтона. Получив от меня дополнительную информацию, он встретился с лордом Гленконнером, главой фирмы "Теннент и сыновья", и 12 апреля я снова имел с ним двухчасовую беседу. В конечном счете, он решил принять наше предложение. В правление вошли и лорд Гленконнер с Эрнестом Теннентом, а компания Поллинга согласилась, чтобы в правлении участвовал ее генеральный директор, полковник Лайл.

Наконец-то, слава Богу, правление было создано. Но тут внезапно возникло новое затруднение: директора-неевреи теперь у нас имелись, но как быть с директорами-евреями? Министерство колоний требовало, чтобы мы сообщили их имена, так как Эймори обещал парламенту опубликовать "Белую книгу" относительно Мертвого моря. Главная контора "Фонда поселения евреев" находилась в Лондоне, и в отношении этого учреждения все обстояло благополучно. Своим представителем в компании оно назначило Гарольда Саломона, и прошлом начальника отдела торговли и промышленности палестинской администрации. Однако вкладчики в Соединенных Штатах, подписавшиеся на полмиллиона долларов, до сих пор не дали своего согласия на какую-либо определенную кандидатуру, и не было шанса получить это согласие в ближайшее время, ибо все, от кого это зависело, разъехались в отпуска.

В беседах с Шекборо я назвал Феликса Варбурга и Бернарда Флекснера, чем он остался весьма доволен. Однако теперь они отдыхали где-то в Европе, и получить их санкцию я не мог. Я позвонил в Нью-Йорк (в те времена это делалось крайне редко), и мне сказали, что Варбург находится в плаванье по Средиземному морю, а Флекснер предпринял автомобильное путешествие по Испании и не сообщает о своем местонахождении, так как не хочет, чтобы ему портили отдых. В конце концов мне удалось установить название судна, на котором находился Варбург, и я послал ему телеграмму.

Телеграмма, видно, нашла адресата, так как вскоре пришла телеграмма от полковника Киша, директора политического отдела Сионистской организации. Киш извещал, что Варбург не хочет, чтобы его директорство в компании было предано огласке до того, как он встретится и побеседует с Флекснером. Таким образом, я не продвинулся ни на йоту.

Я написал Флекснеру подробное письмо, объяснив положение и причины, требующие ускорить принятие решения. "Я сообщил министерству колоний и нашему кандидату в президенты, — писал я, — что не смогу разрешить огласку имен американских директоров, пока не получу Ваш ответ на приглашение, которое отправил Вам телеграммой...  Вы, конечно, поймете, как сложно сейчас мое положение по отношению к правительству и президенту. Я чувствую, что им трудно взять в толк, почему я не называю имен еврейских директоров, в то время как в парламенте и в прессе концессия изображается делом, поддерживаемым сионистами и вообще евреями".

В ответ я получил телеграмму из какого-то медвежьего угла в Испании, название которого мне так и не удалось расшифровать.

"Задержался, пока не сумел связаться с Варбургом. Предварительно хочу сам получить совет по серьезному вопросу назначения директором. Варбург откладывает свой окончательный ответ до нашей встречи. В Париже буду первого мая. Пока нет уверенности, что телеграфно меня можно будет разыскать до двадцать шестого. Приветы, Флекснер".

Его поведение рассердило меня, и я протелеграфировал:

"Невозможно: ввиду опубликования правительством "Белой книги" я должен видеть вас немедленно".

В ответной телеграмме Флекснер предложил встретиться 29 апреля в Виши. Я приехал из Парижа в Виши в 5.15 утра. Мы проговорили до обеда, и в конце концов Флекснер телеграфировал Варбургу о своем согласии войти в правление компании. Он также советовал Варбургу последовать его примеру. Лишь после этого я несколько успокоился и провел несколько приятных часов с Флекснером и его сестрой. Они были интересными собеседниками, и мы болтали о всякой всячине; вопроса о Мертвом море после утреннего разговора мы больше не касались. Назавтра мы вместе выехали из Виши в Париж.

1 мая пришла телеграмма от Герберта Лемана, почетного председателя "Экономического общества", подтверждавшая назначение Флекснера членом правления компании. Но в тот же день, я получил телеграмму и от Варбурга из Иерусалима: Варбург просил ввести в правление вместо него Михаэля Поллака из Парижа!

Я был совершенно сбит с толку. Флекснер глядел на меня и улыбался. После он показал мне телеграммы, которые сам посылал в последние дни. Одна была адресована Варбургу: "Принял назначение в правление компании Новомейского от своего и  вашего имени". Другая была отправлена Натану в Лондон: "Пожалуйста, сообщите министерству  колоний, что Феликс Варбург и я подтверждаем свое назначение в правление компании Новомейского - Таллока и согласны, чтобы наши имена были оглашены одновременно с именем президента".

Я всегда был признателен старику Флекснеру, но теперь понял, что он своей решительностью вытащил меня из очередного болота проволочек, и был несказанно благодарен ему за доброжелательность и порядочность.

Так завершилось формирование правления, и нам лишь осталось придти к соглашению с королевскими представителями относительно частных деталей и формулировок в пунктах контракта. В последнюю минуту министерство колоний настояло на том, чтобы мы выдали письменное обязательство согласиться с французскими претензиями, в том случае, если это понадобится. Кроме того, внезапное требование выдвинуло правительство Трансиордании, — нам оно было передано по телефону 3 мая, — чтобы все вопросы, связанные с нашим предприятием на трансиорданской территории, подлежали юрисдикции местных судов. Мы не могли принять претензию, сформулированную в столь общем и туманном виде, и попросили точно определить их требования. Хотя половина Мертвого моря лежала в пределах Трансиордании и мы собирались вдобавок пользоваться пресной водой из источников к востоку от Мертвого моря, наш основной производственный комплекс должен был возникнуть и действовать на территории западной Эрец-Исраэль. Поэтому мы повели лихорадочные переговоры, пока не было найдено приемлемое для нас решение.

Второс затруднение было связано с вышеупомянутым обязательством о компенсации претендентам, оперировавшим оттоманской концессией. И тут нам пришлось действовать осмотрительно, ибо, где гарантия, что дело не завершится выплатой этих самых компенсаций? Мы, естественно, не хотели связать себя заблаговременным обещанием и написали в министерство колоний, что готовы подписать документ с обязательством позволить заинтересованным правительствам выполнить постановление международного суда относительно той части, которая в английском законодательстве именуется " реализация". Однако это обязательство, естественно, не будет включать выплату каких-либо компенсаций. Мы попросили также информировать нас и учитывать наше мнение по поводу всего происходящего в международном суде в связи с вышеупомянутым иском.

В этом же письме мы дали заверения, что у нас нет никаких намерений обижать местных арабских рабочих и что мы собираемся предоставить работу на концессионных заводах и еврейским и арабским рабочим, — как из Эрец-Исраэль, так и из Трансиордании.

Лихорадочные приготовления и совещания по разным запутанным вопросам достигли апогея. Короткий   отдых я находил в эти дни в обществе барона фон Оппенхеймера, с которым обедал. Рано утром я отправлялся на прогулку в Кенсингтонские сады, а по вечерам ходил в соседний клуб любителей гольфа. Помню три замечательных весенних денька, проведенных у моих друзей в их доме в Гейнгуде: я часами лежал в саду, загорая иа солнышке и стараясь не вспоминать министерство колоний, королевских представителей и даже слово "концессия".

22 мая 1929 года настал великий день. Утром мы с Таллоком отправились к Натану в контору и наконец-то нашли приемлемую форму для искомого "обязательства". В полдень состоялся обед в отеле "Риц": за столом сидели лорд Литтон, Варбург, Теннент, Киш, Натан, Таллок и я. Настроение у всех было приподнятое. В два часа сорок пять минут мы — Таллок, Натан и я — пришли в контору Берчела и поставили свои подписи на контракте. Там мы встретили сэра Генри Ламберта, главного королевского представителя, и его секретаря Рэнсома, подписавших договор от имени правительств Палестины и  Трансиордании.

Назавтра мы с женой выехали в Эрец-Исраэль, чтобы открыть новую страницу в нашей жизни.