В эти месяцы бесплодных переговоров с Джедом и постоянных нападок в парламенте меня несколько утешила встреча с Луи Маршаллом, знаменитым адвокатом и одним из лидеров американского еврейства. Маршалл приехал в Лондон на совещание по сионистским делам (которое состоялось в загородном имении Монда) и пригласил меня поужинать с ним в отеле "Гайд-Парк". Затем мы встречались еще несколько раз, обедали и гуляли в садах Кенсингтона и в Гайд-Парке, беседуя о разных материях. Маршалл знал обо мне от своих нью-йоркских друзей и проявил большой интерес к моему плану. Он рассказал, что заинтересовался добычей соли еще в молодости, поскольку родился в городе Сиракьюс, в штате Нью-Йорк, близ которого расположено большое соледобывающее предприятие. Он часто ездил туда, чтобы посмотреть испарительные бассейны и другие технические устройства. Маршалл был чрезвычайно образованным и умным человеком. Еще в Нью-Йорке он слышал о моих злоключениях, особенно о неудаче переговоров с Мондом, и теперь хотел узнать, что, по моему мнению, привело к такому результату, который он считал большой бедой. Выслушав меня, он спросил, не соглашусь ли я переговорить об этом с Мондом, если он сам выступит в роли моего заступника. Я не стал отказываться, хотя, и не падеялся, что это даст какие-либо реальные результаты, и действительно, — его попытка ни к чему нс привела. Маршалл обворожил меня своим умом, и я извлек для себя много полезного из непродолжительного общения с ним. Вскоре после этой встречи мне сообщили, что из министерства колоний касающиеся концессии мате риалы снова отправлены в Палестину для передачи компетентным органам. Я расценил это как уловку для очередной проволочки и окончательно пал духом. Мог ли я себе представить в те дни, что скоро произойдет внезапный перелом и финансовая поддержка придет из источника, на который я нисколько не рассчитывал. Я получил телеграмму от Юлиуса Саймона, директора "Палестинского экономического общества": он просил представить ему информацию о концессии и переговорах с английским правительством. В телеграмме также говорилось, что меня по пути из Эрец-Исраэль в Америку хочет повидать Исраэль Броуди. Должен признаться, что в тот момент я понятия не имел, кто такой Исраэль Броуди. Однако перед отъездом в короткий летний отпуск в Швейцарию я выслал в Нью-Йорк в контору "Экономического общества" памятную записку, о которой меня просили. В Швейцарии я получил телеграмму от Тулина, моего нью-йоркского адвоката, с просьбой назначить время и место встречи с Броуди. Мое любопытство возросло, когда я узнал, что и Тулин приглашен на эту встречу. 2 сентября мы встретились в Париже, и Броуди твердо заявил мне, что готов поместить деньги в мой "Рудный синдикат" и, более того, готов побудить сделать то же самое других финансистов. Материал, который я ему представил, он просмотрел с американской деловитостью и быстротой, перелистал пухлую переписку, продумал все проблемы, выдвинул свои предложения и обсудил с Тулиным сложные пункты. Три дня спустя уже был подписан следующий документ: 1. Стороны данного соглашения обязуются сделать все возможное, чтобы обеспечить в Соединенных Штатах подписку на акции "Палестинского рудного синдиката" в целях освоения концессии Мертвого моря на сумму 350.000 долларов до 1 ноября 1928 года, а затем на дополнительную сумму 50.000 долларов, также в кратчайший срок. 2. Будет основана новая компания, которая получит концессию и реализует ее. 3. Новые участники обязаны согласиться с тем, чтобы президентом компании и большинством членов правления были англичане. 4. В правлении этой компании "Палестинскому экономическому обществу" и "Фонду поселения евреев" будет обеспечено достойное представительство. 5. После того как концессия перейдет к новой компании, она согласует с обладателями концессии сумму причитающихся им компенсаций. Лишь значительно позже, когда мы с Броуди уже были близкими друзьями, я узнал, что побудило его помочь мне приобрести концессию. По профессии он был адвокат, но, услыхав о природных богатствах Мертвого моря и о возможностях их добычи, он восхитился этой идеей и не переставал интересоваться ею. Он узнал также о моих усилиях приобрести концессию и решил встретиться со мною и предложить свою помощь. В то лето они с женой привезли пятерых своих детей в Иерусалим, чтобы отдать их в ивритскую школу в Эрец-Исраэль. Hа обратном пути в Нью-Йорк Броуди встретился со мною и подписал вышеупомянутое соглашение. Он был убежден, что мой проект построен на верной и серьезной основе, и занялся сбором средств для предприятия на Мертвом море еще до того, как мы встретились. Однако когда он обратился к своим друзьям из числа членов "Палестинского экономического общества", то узнал, к своему удивленно, что, хотя в свое время они подписались на акции "Синдиката" на сумму в 50 тысяч долларов, но усели разочароваться в проекте и больше не верят в него. Их основной аргумент звучал так: "Невероятно, чтобы английское правительство выдало столь перспективную концессию евреям". Кроме того, они утверждали, что все эксперты дали о моем проекте отрицательные отзывы и, даже если я получу концессию, мне не удастся изыскать огромный капитал, требуемый для ее реализации. Некоторые из них прямо говорили Броуди, что было бы безумием полагать, будто в Соединенных Штатах найдутся люди, которые поместят свои деньги в подобное предприятие. Не сумев переубедить Броуди, один из его приятелей предложил ему посоветоваться с Брандайзом. Броуди послушался и поехал к старому судье в его сельское поместье. На встрече присутствовал Феликс Франкфуртер, друг Брандайза, со временем унаследовавший его место в Верховном суде США. Броуди изложил Брандайзу свои доводы в пользу моего проекта, и, к изумлению Франкфуртера, Брандайз с ним согласился. Более того: он обещал свою помощь и тут же на месте выразил желание приобрести акции на 17.500 долларов.1 ноября 1928 года я получил из Нью-Йорка следующую телеграмму: "Получены безусловно ответственные подписи на сумму 275.000 долларов. Брандайз оказывает помощь. Двадцать пять процентов будут внесены, как только Вы сообщите, что контракт подписан, остальное — по мере надобности. Убеждены, что в ближайшем будущем найдутся дополнительные 75.000 долларов. Когда будет подписан контракт и оглашены факты, мы, без сомнения, обеспечим все остальные требуемые средства. Мок*, Броуди и Тулин".* Покойный судья Юлиан Мок, заседавший тогда в нью-иоркском окружном суде, один из лидеров сионистской группы сплотившейся вокруг Брандайза. 19 ноября пришла вторая телеграмма, на сей раз от "Палестинского экономического общества": "Выделим 75.000 долларов при условии, что концессия будет утверждена в течение шестидесяти дней".И так Броуди с Тулиным сдержали слово. Впоследствии Броуди рассказывал мне: — Вернувшись в Штаты, я немедленно распределил будущие акции на 160 тысяч долларов. Хочу помянуть добрым словом судью Юлиана Мака, который с энтузиазмом взялся за привлечение новых пайщиков. Он обратился к мистеру Брандайзу и Максу Пену из Чикаго, и они согласились поместить 50 тысяч долларов от имени семьи Розенблюм и еще 60 тысяч из наследства покойного судьи Пена. Мистер Солд также присоединился к ним, да и "Экономическое общество" отказалось от своей прежней позиции. Таким образом, в конечном счете выручили меня не шотландские аристократы Таллока, а евреи Соединенных Штатов. Тем временем я пришел к принципиальному соглашению с королевскими представителями об условиях концессии, но ее подписание задерживалось, так как еще не поступило официального согласия от властей Эрец-Исраэль и Трансиордании. По-видимому, это было всего лишь формальностью и тем не менее задержало нас на целых пять месяцев. Во всяком случае, теперь мне представилась возможность заняться поисками подходящей кандидатуры на пост президента новой компании. Я посоветовался с Таллоком, который назвал несколько имен, в том числе лорда Алленби; доктор Вейцман тоже отозвался о последнем как о лучшем из всех возможных кандидатов. В конце сентября Таллок встретился с братом Алленби (в доме у их общего приятеля — адмирала Фипса Хориби). Тот сказал, что предложение кажется ему приемлемым. Однако в начале октября Алленби отправился в поездку по Соединенным Штатам, и, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, мы послали ему туда памятную записку о проекте Мертвого моря и приложили письмо Таллока, который напоминал Алленби о его тесных связях с Палестиной со времен мировой войны. Ответ знаменитого военачальника был в высшей стеени любезным, но — отрицательным: "2 ноября 1928 года Дорогой майор Таллок, Приношу свои извинения за задержку с ответом на Ваше письмо от 2 октября. Я все время находился в разъездах и поэтому не имел возможности ознакомиться с Вашим письмом и приложениями, а по возвращении был очень занят. Перспективы освоения Мертвого моря огромны, и Вы их хорошо описали. Понятно, что на Великобритании, как обладательнице мандата, лежит обязанность ускорить освоение этих богатств на благо подмандатной территории и что это должно быть сделано под британским контролем. Мне нравится Ваш проект, и я рад, что концессия передана Вам и г-ну Новомейскому. Я Вам также признателен за оказанную мне честь - предложение войти в состав правления Вашей компании, но по многим причинам не смогу его принять. Вместе с тем прошу принять мои наилучшие пожелания Вашему предприятию, значение которого для империи столь существенно... С глубоким почтением Алленби". Через несколько дней после получения этого письма я посетил Джона Шекборо и рассказал ему о поддержке, которую получил от Броуди, и о крупных средствах, собранных для предприятия. Я полагал, что это известие обрадует его, но ошибся. Он помрачнел и осведомился, кого мы намерены пригласить в состав членов правления, кому поручить руководство. И кто будет президентом? Я ответил, что мы относимся к этому вопросу со всей серьезностью и даже предложили президентский пост лорду Алленби, но тот отказался. После этого разговора у меня уже не осталось никаких сомнений, что состав равления — вопрос чрезвычайно важный. По совету Натана я встретился с М. Винчестером, но убедился, что этот человек нам не подходит. В феврале 1929 года в Лондон вернулся доктор Вейцман; может быть, ему удастся повлиять на Алленби, принять руководство компанией? Привожу полный текст письма Х. Вейцмана лорду Алленби: "1 марта 1929 года Дорогой лорд Алленби, Мне очень хотелось переговорить с Вами лично, но последние шесть недель я себя неважно чувствовал, да и теперь вынужден подчиниться своему врачу, который запретил мне всякую работу. На сей раз, я обращаюсь к Вам по вопросу, связанному с концессией Мертвого моря. Полагаю, что в ближайшие недели эта концессия будет выдана г-ну Новомейскому и майору Таллоку. С майором Таллоком я не знаком, но г-на Новомейского знаю лет двадцать как человека честного и надежного и большого специалиста в своей области. Я убежден, что делу, которое ему поручено, обеспечен успех. Успех же предприятия на Мертвом море имеет огромное значение не только для Палестины, но и для всей империи. Поэтому очень важно, чтобы концессия была реализована компанией, которая будет пользоваться доверием общественности, как благодаря своему национальному составу, так и в силу ее авторитета и финансовой стабильности. Во время нашей последней встречи в Америке я намеревался поговорить с Вами об этом, однако посчитал, что дело еще не созрело в достаточной мере. С тех пор вопрос о концессии продвинулся вперед, и в настоящее время правительство хочет основать компанию во главе с авторитетными людьми. Убежден , что правительство Его величества, равно как и все, кому дорого дело развития Палестины, будут рады, если Вы сoблаговолите принять на себя президентство в фирме, поскольку Ваше имя связано с Палестиной. От этого сильно выгадали бы и Палестина, и весь Ближний Восток....Правительство Его величества, как и все, кто причастен к данному вопросу, считают, что это предприятие имеет огромное значение и что нет человека, который был бы более Вас, достоин возглавить его. С сердечным приветом и глубоким уважением Х. Вейцман". Однако и это письмо не помогло. "3 марта 1929 года Дорогой д-р Вейцман, Спасибо за Ваше письмо от 1 марта и предложение возглавить работы на Мертвом море. Я расцениваю это предложение как высокую честь, но, к сожалению, не могу его принять. У меня нет никакого коммерческого опыта, и я слишком стар, чтобы заняться делами, требующими учебы, усердия и большой энергии. Огорчен Вашим неважным самочувствием и надеюсь, что отдых па юге поправит Ваше здоровье. Моя жена шлет сердечные приветы Вам и г-же Вейцман. Искренно Ваш Алленби" Найти нужного человека, в конце концов, помог мне Ангус, брат Таллока. Он был директором банка "Дистрикт-бэнк" и проживал в Манчестере. Младшего из братьев, работавшего инженером в Индии, я знал давно, но с Ангусом встретился только в 1929 году. Встреча эта, помимо всего прочего, открыла мне тайну семейных отношений "шотландского образца". Мы обедали в лондонском клубе, расположенном поблизости от постоянного клуба Тома. Из разговора я понял, что Ангус часто приезжает в Лондон и даже держит здесь квартиру, однако отношения братьев скорее напоминали отношения добрых знакомых, чем близких родственников. Том, например, не знал, сколько у брата детей и как их зовут. — Но Алекса-то ты помнишь? — спросил Ангус. Повидимому, это был его старший сын. Том неуверенно отозвался: — Да, конечно. Но погоди, сколько же ему сейчас лет? Я был настолько поражен, что когда Ангус пошел заказывать обед, воспользовался его отсутствием и спросил Тома: — Ваши клубы почти рядом — вы, верно, часто видитесь? — Да, — ответил Том, — мы встречаемся... Но не особенно часто. — Когда же вы виделись в последний раз? — продолжал допытываться я. — Дайте вспомнить... — задумался Том. — Кажется, это было лет семь тому назад... — У вас с братом не слишком хорошие отношения? — предположил я. Том изумился. — С чего вы это взяли? Мы с ним друзья. Пока мать была жива, мы часто встречались у нее в доме. В молодости мы много беседовали на разные темы, но теперь у нас просто нет времени на разговоры. Мы улаживаем наши дела в письменной форме. Ангус рекомендовал меня мистеру А. В. Фреджли из биржевой маклерской фирмы "Бэзил Монтгомери". Фреджли принял меня в своей конторе очень доброжелательно. — Ангус рассказывал мне о вас, — сказал он, — а для Aнгуса я готов сделать все. Я понимаю, что вам нужно, и хочу предложить вам двух молодых людей, кузенов, управляющих старой и уважаемой химической фирмы. Отец одного из них был моим другом. Его уже нет в живых, но оба молодых человека, как правило, слушаются моих советов. Я Вас извещу, когда переговорю с ними. Через неделю он меня разыскал и сообщил, что фирма, о которой он говорил, это "Теннент и сыновья". Компания Монтгомери, добавил он, тоже готова меня поддержать и приобрести акции на сумму 2 тысячи фунтов стерлингов. Я ответил, что сумма роли не играет, так как денег у меня достаточно, но я нуждаюсь в моральной поддержке со стороны его фирмы.Несколько дней спустя Фреджли свел меня с молодыми Теннентами. Глава фирмы лорд Гленконнер не мог присутствовать на встрече. Нас принял Эрнест Теннент, племянник Гленконнера, и я убедился, что Фреджли успел уже подготовить почву. — Кто остальные владельцы акций? — спросил Теннент. — Что это такое — "Фонд поселения евреев"? — Это компания Ротшильда, Берстэда и Сэмюэля с присными, — отвечал Фреджли. Теннент был очень занят и не располагал временем для долгой беседы. Он спросил, достаточно ли мне 5 тысяч фунтов. Тут же было составлено письмо об их финансовом участии, которое они впоследствии увеличили по собственной инициативе, доведя вклад до 25 тысяч фунтов. "Теннент и сыновья" была фирма старая, созданная чуть ли не столетие назад; она пользовалась прочной репутацией, и владельцы ее были тесно связаны с уважаемыми общественными деятелями империи. Дочь сэра Чарльза Теннента, первого лорда Гленконнера, вышла замуж за лорда Асквита, а вдова сына сэра Чарльза — за графа Грея, министра иностранных дел Великобритании накануне Первой мировой войны.Ободренный этим успехом, я отправился к барону фон Оппенхеймеру, который в это время был в Лондоне, он всегда приезжал сюда на зимний сезон. По ходу разговора я упомянул, что сэр Джон Шекборо причисляет его к евреям, поддерживающим мой проект. Фон Оппенхеймер тотчас предложил перевести свой вклад в англо-французский банк Эрлангера, дабы быть "вне всяких подозрений". И действительно, он устроил мне встречу с директором банка, который согласился с этой идеей при условии, что участие фон Оппенхеймера будет оформлено через стороннюю компанию, а именно фирму Поллинга, специализирующуюся на проектировании железных дорог. В конечном счете банк еще увеличил вклад, сделанный Оппенхеймером, с 15 тысяч фунтов до 20 тысяч. Получив на руки все необходимые бумаги, я решил, что пришло время подать министерству колоний список главных инвеститоров. "От Оппенхеймера, Натана и Вендика министерству колоний 7 февраля 1929 года Уважаемые господа, Прилагаем копию письма, отправленного нами 13 апреля 1927 года королевским представителям по делам колоний, которые запросили у нас сведения о финансовой базе наших доверителей, г-на Новомейского и майора Таллока, в качестве предварительного условия для начала обсуждения возможности подписания контракта. Учитывая запросы в верхней и нижней палатах о финансистах, поддерживающих наших доверителей, и ввиду определенных изменений, имевших место со времени отправки вышеупомянутого письма, мы сообщаем Вам дополнительные сведения по этому вопросу. "Фонд поселения евреев" и мистер Лесли Эркхарт, оба в Лондоне, участвуют в "Синдикате" вкладами в прежнем размере. "Палестинское экономическое общество" в Нью-Йорке увеличило свой пай с 10.000 ф. ст. до 25.000 фунтов. Место лондонского банкира Оппенхеймера и Ко заняли сейчас "Поллинг и Ко" в Лондоне — строительные подрядчики, повысившие вклад с 15.000 ф. ст. до 20.000 фунтов. К "Синдикату" также примкнули еще две компании — "Бэзил Moнтгомери и Ко" и "С.Теннент и сыновья", обе в Лондоне. Копии писем, подтверждающих участие этих двух фирм и компании Поллинга, прилагаются. Таким образом, главные инвеститоры наших доверителей следующие: "Фонд поселения евреев", Лондон. "Палестинское экономическое общество", Нью-Йорк. Компания по производству общественных работ "Поллинг", Лондон. Фирма "С. Теннент и сыновья", Лондон. Фирма "Бэзил Монтгомери и Ко", Лондон. Мистер Лесли Эркхарт, президент компании "Руссо-Асиатик консолидейтед", Лондон. Настоящим мы также констатируем, что у наших доверителей, после того как будет утверждена концессия, нет намерения действовать через "Палестинский рудный синдикат", который был основан несколько лет назад с целью оказания финансовой помощи г-ну Новомейскому в его экспериментах и других работах, связанных с эксплуатацией вод Мертвого моря (чем до того он в течение трех лет занимался за свой счет). Наши доверители рассчитывают, что после того, как государственный секретарь окончательно утвердит условия контракта, разработанные в свое время (в январе 1928 года) королевскими представителями, и состоится формальное подписание контракта, будет создана новая компания, которая примет концессию и реализует ее. Эта компания будет основана в Англии или в Палестине, в зависимости от пользы дела. Мы должны также отметить, что наши доверители намерены (с согласия инвеститоров) внести в устав новой компании пункт, гласящий, что президентом фирмы будет британский подданный и что в ее правлении большинство должны составлять британские подданные либо лица, являющийся одновременно британскими и палестинскими подданными. Вы, вероятно, согласитесь, по пока не достигнуто соглашение о точных условиях концессии и в этом вопросе нет полной ясности, нет необходимости предъявлять весь капитал, который потребуется для ее осуществления, да это и нереально. Однако нашим доверителям известно, что после окончательного утверждения концессии в их распоряжение поступят дополнительные капиталы, что позволит им выполнить все, к чему их обязывает концессия. С глубоким почтением Герберт Оппенхеймер, Натан и Вендик". Пока длились эти приготовления, в парламенте снова был поднят вопрос о концессии. Привожу отрывок из отчета о прениях на заседании 17 декабря 1928 года; "Полковник Говард Бьюри спросил секретаря по делам колоний, какой характер носит претензия касательно концессии на эксплуатацию Мертвого моря, выдвинутая иностранной державой от имени нескольких ее подданных, в каком положении дело находится сейчас, какова участь концессии, выданной в свое время турецким правительством, и будет ли этот вопрос вынесен на рассмотрение международного суда в Гааге". -Мистер Э й м е р и: "Некоторые утверждают, что несколько оттоманских подданных получили до войны от правительства Турции концессию на разработку богатств Мертвого моря. От правительства Его величества неоднократно требовали признания этой концессии. В последний раз такое требование поступило от французской группы, лишь недавно примкнувшей к этому делу. Однако правительство Его величества установило, что оно свободно от всяких юридических обязательств в отношении признания данной концессии. Я также не вижу никаких причин для того, чтобы изменить эту позицию и вывести вопрос на рассмотрение международного арбитражного суда". За этим ответом крылось продолжение деятельности австралийской группы, которая уже упоминалась мною, но теперь выступила в новом обличье. В 1911 году оттоманский султан издал фирман по поводу добычи брома из Мертвого моря, считавшегося тогда его личной собствснностыо. Действие этого фирмана распространялось на 25 лет, однако было обусловлено тем, что работы по добыче брома должны начаться не позднее чем через два года после издания фирмана. В июле 1913 года к двум годам добавили еще шесть месяцев, но и за эти полгода ничего не было сделано. Прождав еще года полтора, султан издал в январе 1915 года указ, которым отменил концессию. Указ этот был опубликован в турецком официозе. Казалось, вопрос исчерпан, но обладатели фирмана — Салах Дженджуз-бей, Зуад-бей и Джанб Чехабедин-бей думали иначе. Через семь лет после официального упразднения, фирмана, то есть в 1922 году, они решили продать свои "права" иностранным капиталистам. С этой целью они заключили соглашение с турецким адвокатом Нисимом Руссо, и в 1923 году последнему в самом деле удалось продать "концессию" британскому подданному Эдвардсу. Тот уплатил за "права" 6 тысяч фунтов наличными, обязавшись пятую часть акций компании, которую он собирался основать, отдать доктору Ядвиге Мигжи, игравшей роль посредницы. Эдвардс привлек к делу своего отца, а также некоего капитана Беннета и майора Стюарта, о котором уже говорилось. Денежные сделки и внутригрупповые соглашения между участниками были и без того достаточно сложными, а тут еще прибавился дерзкий шаг, предпринятый одним из первоначальных обладателей фирмана: в 1925 году Дженджуз-бей обратился с просьбой к турецким властям отменить указ от 1915 года о ликвидации фирмана. Свою просьбу он обосновал тем, что Турция находилась тогда в состоянии войны и концессия не могла быть реализована по независящим от владельцев обстоятельствам. Довод этот понравился чиновникам горнопромышленного департамента в Анкаре. В июле 1925 года они удовлетворили просьбу Дженджуз-бея, и законная сила старой концессии 1911 года была восстановлена. Тем самым его претензии получили юридическую базу. Кроме того, к группе присоединился английский коммерсант, уроженец Мадагаскара, некий Хозро Дурадваччио, который, чтобы укрепить свои претензии, привлек группу французских промышленников. По-видимому, эта группа как-то была связана и с "Торговой поташной компанией Эльзаса". Таким образом, в слухах о заинтересованности поташных монополий в концессии Мертвого моря имелась некая доля правды. |