Весну и лето 1925 года я провел на берегу Мертвого моря. Там под моим наблюдением строились экспериментальные испарительные бассейны. Я рассчитывал наладить процесс концентрации соли в растворе с помощью солнечного тепла, а для этого мне требовались большие, но неглубокие бассейны. Первые опыты я провел уже в 1921 году, но тогда я пользовался стеклянными аквариумами, дорогими и недостаточных размеров. Поэтому теперь я соорудил два ряда бассейнов — один с цементированными стенками и другой, где водоемы были только обнесены невысокими земляными валами, укрепленными досками. Бассейны
имели полметра глубины. Я хотел установить степень просачивания воды в земляных водоемах и проследить, как идет в них процесс кристаллизации соли.

Я убедился, что со временем дно и борта покрываются соляным слоем, который снижает до 10 процентов скорость диффузии — цифры ничтожной. Преимущества земляных бассейнов были очевидны дешевизна и возможность использования очень большой площади.

В этих опытах мне помогали доктор Бобтельский, о котором я уже упоминал, и М. Лангоцкий молодой парень, тоже сибиряк. Мы с Лангоцким жили в заброшенной лачуге, оставшейся еще с военных времен, и питались в основном консервами, а питьевую воду нам доставляли в бурдюках из Иерихона. Временами мы предпринимали поездки по окрестностям, но главным образом занимались метеорологическими наблюдениями и определением степени концентрации соли в воде на разных глубинах. Анализы показали, что концентрация увеличивается с глубиной, и поэтому я решил накачивать воду в бассейны не с поверхности моря, а из его придонных слоев (в 1932 году в море была спущена стальная труба длиною 750 метров и диаметром 75 сантиметров, забиравшая воду для испарительных бассейнов с пятидесяти трехметровой глубины) .

Однажды мы вышли на лодке в море — и только чудом не погибли. Когда мы отошли от берега, море было зеркально гладким, но внезапно налетел ураганный ветер. Сидевший на веслах араб изо всех сил пытался выгрести, но напрасно. Лангоцкий, человек физически очень сильный, сел за весла, но и он не мог справиться с волнами. Араб ударился в панику, скомандовал нам выбросить все за борт, а под конец разразился плачем.

- Мы с тобой, — говорил он Лангоцкому сквозь слезы - как-нибудь выплывем и доберемся до берега, а вот он (то есть я) не сможет. И кто нам поверит, что мы его не утопили?

На Мертвом море вода держит человека, но тем не менее в,бурю легко можно утонуть — тяжелые волны оглушают пловца, а глаза слепнут от ядовитой воды. Однако конце концов ветер, к нашему счастью, стих, и мы благополучно выбрались на берег.

В начале мая в газетах Лондона и Иерусалима наконец-то появились долгожданные объявления о конкурсе. Правительство предлагало всем заинтересованным представить предложения для приобретения концессий на эксплуатацию Мертвого моря. Последний срок подачи заявлений был установлен 31 октября. Я поручил продолжение анализов химикам, а строительство бассейнов — Лангоцкому и в конце июня выехал в Европу, чтобы посоветоваться с немецкими специалистами, с которыми я начиная с 1921 года поддерживал постоянный контакт. На этот раз я хотел заехать и в Берлин к профессору Фрицу Франку, международному авторитету в вопросах минерального топлива, чтобы узнать его мнение по поводу образцов пропитанного нефтью кремнезема, которые я собрал в окрестнгостях Неби-Мусы. Этот кремнезем я собирался использовать в качестве топлива и надеялся таким образом решить проблему энергии для моего завода.

С Франком я познакомился летом 1921 года. Это был милейший и благороднейший человек. Со временем он стал моим наставником в отношениях с представителями германской поташной промышленности и постоянным консультантом моего предприятия. В Германии все двери были открыты перед ним, а после прихода к власти Гитлера я продолжал встречаться с ним в Лондоне (где он скончался в 1949 году). Франк представил меня доктору Отто Козелицу, одному из столпов немецкой поташной промышленности. Прежде Козелиц был директором одного из крупнейших химических заводов, а также членом исполнительного комитета "Поташного синдиката". Однако незадолго до нашей встречи y него возникли разногласия с коллегами, и он вышел в отставку.

Поэтому теперь это был независимый человек, и когда я предложил ему стать моим советником, а также обещал директорскую должность на заводах Мертвого моря, если добьюсь концессии, он охотно согласился. Правда, у него не было никакого опыта в области добычи поташа методом испарения, так как в Германии поташ добывают в шахтах, как уголь, — но зато он был крупным специалистом по второй стадии производства: очистке карналлита, другими словами — отделению чистого поташа от хлористого магнезия. Он также исследовал образцы раствора, присланные ему мною. Однако в конечном счете, у него не хватило терпения дождаться конца борьбы за получение концессии, и он принял пост главы научно-исследовательского калийного института в Германии*.

* Я и после этого продолжал бывать у него и пользовался его гостеприимством, когда приезжал в Германию, а в 1932 году Козелиц приехал в Швейцарию навестить меня в Монтре. Он резко критиковал национал-социализм. В 1937 году его жена известила меня письмом о его смерти.

 

Я помню последнюю нашу встречу в 1940 году. Шла Вторая мировая война, Средиземное море было закрыто для мореходства, и мы с женой застряли в Лондоне. Чтобы добраться до Эрец-Исраэль, нам пришлось совершить кругосветное путешествие: мы ехали через Лиссабон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Новую 3еландию, Австралию, Индию и Ирак в Тверию. Брандайзу тогда было 84 года, и я не мог проехать Америку, не заглянув к нему — быть может, в последний раз*. По своему обыкновению Брандайз начал с вопроса - что нового в Эрец-Исраэль. Я, однако, сказал:

— Я имею в виду Германию. Многие считают, что подлинная причина возрождения немецкого национализма и успехов Гитлера кроется в ошибочном подходе западных союзников и навязанном Германии Версальском договоре. Даже британский "Союз в поддержку Лиги Наций" поставил своей целью возвращение Германии статуса равноправной нации, а ведь во главе этого "Союза" стояли такие люди, как лорд Роберт Сессиль, профессор Гильберт Мари и лорд Литона**. Но после того, как Гитлер показал свое истинное лицо и все поняли, что он ведет свой народ к войне, люди начали прозревать, и Гильберт Мари опубликовал в "Таймсе" передовицу, в которой признал, что немецкий национализм своими корнями уходит в подспудные глубины характера этого народа и отнюдь не объясняется одними только политическими факторами.

                      * Он скончался в октябре 1941 года.

                    ** Позднее он стал председателем правления "Поташной компании"' и много рассказывал мне о деятельности "Союза".

Брандайз с жаром откликнулся на эти мои слова, и его пылкость возрастала по мере того, как он говорил. По-видимому, я затронул больной вопрос. Спокойный, мудрый старик внезапно загорелся и поведал мне историю из своего личного опыта. Его родители, сказал он, приехали в Соединенные Штаты из Венгрии, как и родители его жены. Они эмигрировали оттуда после подавления восстания Кошута в 1848 году. Когда Брандайзу исполнилось 17 лет, отец послал его учиться в Дрезден. Там он познакомился с немецкими писателями и учеными, жадно внимал им и восхищался ими. Его жена тоже проучилась несколько лет в Германии и любила ее культуру.

Много лет спустя, когда Брандайз уже занимал важный пост в Вашингтоне, он решил организовать общество друзей немецкой культуры. Он и его жена были активистами этого общества и часто принимали у себя в доме писателей и других деятелей немецкой культуры, приезжавших в Вашингтон.

— Однако со временем я почувствовал какую-то неестественность в наших отношениях, — продолжал Брандайз. — Появилась какая-то новая фальшивая нотка. Я поделился мыслями с женой, и оказалось, что она заметила то же самое. Мы оба ощущали, что наши немецкие друзья относятся к нам свысока. Я начал об этом думать, размышлять о немецком мироощущении, заново перечитал Фихте и Гете и нашел разгадку. Немцы уверовали, что они высшая раса и что их культура превосходит все прочие. В конце концов мы с женой вышли из общества, которое сами же организовали. То, что сейчас происходит, без сомнения, проистекает из сущности германской нации.

— Но если так, то как же быть с этим народом?— спросил я его. — Ведь нельзя же уничтожить целую нацию. К тому же немцы — народ способный, наделенный многими замечательными качествами, и называют себя "народом поэтов и философов".

— Да, это сложный вопрос, — откликнулся Брандайз, — и все мы обязаны как следует задуматься над ним. — Разволновавшись, он поднялся из кресла и стукнул по столу: — Одно ясно! Они должны пострадать, тяжко пострадать за свои дела!.

Вернемся, однако, к 1925 году. 3 октября я получил письмо от секретаря группы Флекснера. Он меня извещал, что некий доктор Нортон, бывший инженер химик и профессор Цинциннатского университета хочет со мною повидаться и Флекснер рекомендует с ним встретиться. От Флекснера я слыхал, что это важная фигура — Нортон основал в США анилиновую промышленность, бывшую до того монополией Германии. Беседа с ним оказалась чрезвычайно утомительной, потому что он был туг на ухо и мне приходилось кричать в его слуховой рожок или писать записки. Он сказал, что разработал "целую программу" добычи минеральных солей из Мертвого моря, — хотя в Эрец-Исраэль никогда не бывал, — и намерен представить свой проект британскому правительству в соответствии с объявленным конкурсом. Тем не менее он готов взять меня в компаньоны.

Мне было ясно, что денег у него нет, и кроме того я был убежден, что не может быть речи о каком-либо серьезном плане использования Мертвого моря без предварительных экспериментальных работ на месте и моя реакция на его предложения была весьма прохладной. Через два дня Нортон снова явился, и в дневнике я записал: "Нортон пробыл у меня с девяти утра до одиннадцати. Он мне надоел".

6 октября я был приглашен в контору Флекснера на предварительное совещание. Состав его группы был довольно запутанным. Во главе стоял "Совет по развитию Эрец-Исраэль" — нечто вроде политического органа, в то время как деловой стороной занималось "Палестинское кооперативное общество", возглавляемое Робертом Сольдом. Позднее иэ этого общества сформировалось "Палестинское экономическое общество" во главе с самим Флекснером. Каково же было мое удивление, когда в кабинете Флекснера я увидел Нортона! Выяснилось, что его репутация "американского химика", располагающего "целой программой" по эксплуатации Мертвого моря, произвела сильное впечатление на Флекснера и его коллег, которые не могли взять в толк, как такой человек, как я без имени, звания и публикаций, — позволяет себе отклонить милостивое предложение Нортона. Они мне прямо заявили, что их готовность оказать мне поддержку значительно возрастет, если я войду в компанию с профессором. Я воздержался на этом совещании от окончательного ответа, но после обеда состоялось второе, без участия Нортона, и тут я откровенно сказал, что категорически отказываюсь с ним работать. Изложил я и свои мотивы. Нортон, сказал я, никогда не бывал на Мертвом море, знает лишь цифры, денег у него нет, и в конечном счете он станет для нас просто обузой.

Флекснера мои аргументы не убедили, но Саймон и Бен Коэн поддержали меня. С Юлиусом Саймоном я встретился в Иерусалиме в 1921 году. Он был старый сионист и немало помог мне. Бен Коэн был адвокатом и впоследствии приобрел известность в качестве одного из советников Рузвельта. Во время президентства Трумена он входил в состав делегации Соединенных Штатов в ООН. Через несколько дней после этого совещания Саймон с Коэном пригласили меня на обед и сообщили, что группа Флекснера собирается вложить в мое предприятие 250 тысяч долларов. Эта новость придала мне силы продолжать дело. Приближался последний срок подачи предложений на конкурс. Время торопило, и я снова ушел с головою в каторжную работу по подготовке памятных записок и расчетов.

15 октября я наконец отправил материалы Натану в Лондон. Теперь оставалось лишь ждать окончательного ответа группы Флекснера, и, чтобы не терять времени даром, я решил съездить в Солт-Лейк-Сити посмотреть тамошние испарительные бассейны для добычи соли. Город Солт-Лейк-Сити основан, как известно, мормонами. В Огдене поезд задержался, и я вышел на перрон купить газету. Когда я возвращался по подземному переходу в вагон, меня остановил какой-то неизвестный:

— Вы мистер Смит?

— Я не мистер Смит и, кроме того, опаздываю на поезд.

Он побежал за мною следом:

— Минуточку, возьмите только брошюру! Когда приедете в Солт-Лейк-Сити, не забудьте заглянуть к нашему епископу. Он наставит вас на путь истинный!

Но меня интересовала не эта странная секта, а система извлечения соли. Я пробыл там три дня и ознакомился с производством фирмы "Инленд Кристалл Солт" километрах в десяти от города. Я собрал там важные данные, пригодившиеся мне потом. Побывал я и на медных копях Юты, где руду добывают в открытых карьерах.

Из Солт-Лейк-Сити я поехал в Лос-Анджелес и Сан-Франциско и там тоже не без пользы для себя осмотрел соледобывающие предприятия компаний "Маунт Эден", "Лезли" и "Оливер". Меня повсюду радушно принимали, особенно когда я рассказывал, что прибыл из Эрец-Исраэль и с Мертвого моря. Но более всего помогли мне инженер Малоземов и его жена, жители Окленда, которых я знал еще по Баргузину. Малоземов с женой и двумя маленькими детьми был сослан в Баргузин как социал-демократ. Отец поручил ему управление одним из рудников, а мама взяла на себя заботу о его жене и детях, оставшихся в Баргузине. Позднее я помог Малоземову получить должность управляющего на больших Ленских золотых приисках — и теперь он и его жена отблагодарили меня за добро, оказанное им некогда моей семьей.

28 октября, за три дня до последнего срока подачи прошений о концессии, и выехал из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк и в пути отправил Натану телеграмму. Теперь можно было подавать конкурсные материалы: посещение различных предприятий прибавило мне уверенности, что я нахожусь на правильном пути. Вот главные пункты моего предложения:

1. Концессия на 75 лет.

2. Концессия включает все Мертвое море с его западными и восточными берегами.

3. По истечении срока концессии все сооружения и оборудование безвозмездно переходят во владение палестинской администрации.

4. Аренда обширной территории, достаточной для строительства испарительных бассейнов.

5. Участие властей в прокладке шоссе из Иерихона к Мертвому морю.

6. Право компании построить железнодорожную линию от Мертвого моря в Иерусалим (43 км), а также линию вдоль Иорданской долины до ветки Хайфа - Бет-Шеан, когда это будет сочтено оправданным с точки зрения объема производства.

7. Палестинская администрация получает определенный процент дохода от реализации поташа, брома и других продуктов, а также долю чистой прибыли.

Производственная часть моего предложения была следующей:

а. Сначала, в течение двух с половиной лет, экспериментальное производство с годовым выходом поташа — 500 тонн и брома — 150 тонн.

б. На втором этапе — производительность порядка 10 тысяч тонн поташа в год.

в. На третьем этапе — выход на полную мощность с ежегодной выдачей поташа в размере 100 тысяч тонн. Чтобы достигнуть этого этапа, потребуются капиталовложения в сумме один миллион фунтов стерлингов.

Когда я возвратился в Нью-Йорк, члены "Палестинского экономического общества" все еще продолжали обсуждать и взвешивать свое решение. Я постарался повидать Флекснера, но наш разговор ничего не прояснил. Однако через пару дней я получил следующее письмо:

Уважаемый г-н Новомейский,

В связи с нашей встречей в моей конторе в воскресенье я должен Вам, к сожалению, сообщить, что наше финансовое положение лишает нас возмоности взять на себя обязательства по данному вопросу, даже если эти обязательства условные. Мы также считаем, что у нас нет достаточной информации о Вашем проекте, которая могла бы оправдать действия с нашей стороны.

С глубоким почтением
"Палестинское экономическое общество"
Бернард Флекснер

"9 ноября 1925 года

"Палестинскому экономическому обществу"
Нью-Йорк

Господа,

Получил Ваше письмо от 9 числа сего месяца, весьма меня огорчившее, так как я надеялся, что Ваши переговоры дадут положительные результаты. Тем не менее я благодарен г-ну Флекснеру за искренние усилия приложенные им для достижения положительных итогов. Меня удивляет то место Вашего письма, где утверждается, что информация, которой Вы располагаете относительно моего предприятия, недостаточна, чтобы оправдать действия с Вашей стороны. Позвольте напомнить, что на первом же совместном нашем совещании, несколько недель тому назад, я выразил готовность представить Вам и специалистам полные и подробные сведения и данные, в том числе результаты практических опытов и цифру предполагаемых расходов, основанную на точных расчетах. Вы же не отозвались на это предложение. Буду Вам благодарен за подтверждение этого факта, чтобы устранить возможность ошибочных выводов из состоявшегося у нас обмена письмами.

Искренне Ваш
М. Новомейский"

Последняя фраза в письме Флекснера ошеломила меня. Он совершенно очевидно советовался со "специалистом" — по-видимому, все с тем же Нортоном, который заявил им, что поданный мною материал недостаточен. Копии двух вышеприведенных писем я отправил Юлиусу Саймону. Получив их, он пригласил меня отобедать с ним в доме Роберта Солда, где я встретил и Бена Коэна. Из разговора за обедом я понял, что у Флекснера возникли разногласия с Солдом. Трое моих собеседников также намекнули, что не стоит принимать письмо Флекснера за окончательное решение. И действительно, через пять дней я получил от "Совета по развитию Эрец-Исраэль" следующее многообещающее письмо:

"Совет по развитию Эрец-Исраэль"
17 ноября 1925 года

Члены совета:

Луи Д. Брандайз, почетный президент
Юлиан В. Мак, президент
Юлиус Саймон, вице-президент

Натан Штраус — сын, секрктарь

Сол Розенбаум, казначей

Уваж. г-ну Новомейскому
Нами достигнута договоренность с "Палестинским кооперативным обществом" относительно приобретения им у Вашей компании акций на сумму 10 000 ф. ст. на условиях, которые изложены в письме "Палестинского кооперативного общества" от сегодняшнего числа.

С глубоким почтением
"Совет по развитию Эрец-Исраэль"
Юлиан В. Мак, президент".

Я никогда не мог себе представить, до чего сложны в Соединенных Штатах юридические процедуры, и не подозревал, что скромное капиталовложение (пятая часть той суммы, которую я просил) потребует столь долгого оформления. Три крупных адвоката — судья Юлиан Мак, Бернард Флекснер и Роберт Солд, с одной стороны, и адвокатская контора Тулина и Розенсона, с другой, приступили к бесконечным совещаниям и переписке. В конечном итоге мне предложили подписать длинный документ, где разъяснялись условия пользования американскими деньгами, с приложением подробнейшего резюме всех многочисленных совещаний. Следует отметить, что адвокаты, принимавшие участие в этих изнурительных переговорах, не взяли за свой труд даже пенса, ибо в противном случае от обещанных мне 10 тысяч фунтов осталось бы немного. Все они были сионистами и стремились внести свой личный вклад в дело строительства национального очага.

Они сделали даже более того, рекомендовав меня знаменитому банкирскому дому братьев Леман (один из которых являлся вице-президентом "Палестинского экономического общества") . В ходе последовавших встреч я познакомился с господином Гринделом, химиком-консультантом банка, и полковником Соммерсом, одним из лучших американских инженеров-химиков, советником президента Вильсона во время Первой мировой войны. Наша встреча с Соммерсом состоялась 10 ноября и продолжалась несколько часов. Через неделю контора Леман прислала мне копию отзыва Соммерса о моем проекте:

Братьям Леман

Уважаемые господа,

После беседы с Гринделом и Новомейским по поводу добычи поташа из вод Мертвого моря мы изучили памятную записку, оставленную нам г-ном Новомейским, и пришли к выводу, что проведена основательная и обширная научная работа. Мы располагаем фундаментальными исследованиями об извлечении солей из растворов и находим данный проект безусловно реальным. Однако результаты зависят от местных условий. Поскольку работа в этом отношении выполнена безукоризненно, в то время как мы сами не располагаем необходимыми данными, нам нечего сказать, тем более мы не вправе критиковать проект.

В его осуществлении имеются две основные трудности: отсутствие путей сообщения и дороговизна топлива. Ясно, что должную транспортную систему - основанную на электротяге или узкоколейную железную дорогу — имеет смысл строить только при наличии соответствующего грузопотока. Вместе с тем несомненно, что высокая производительность потребует крупных капиталовложений, при том предварительном условии, что найдется рынок, способный поглотить выпускаемую продукцию, и что будет найдено решение всех проблем, связанных с производством.

В целом проект нас заинтересовал, и если будут представлены достаточные данные, мы, возможно, сочтем оправданным строительство небольшого предприятия. Данные, которыми мы располагаем, не позволяют с полной уверенностью сказать, что подобное коммерческое предприятие окажется рентабельным уже сейчас. Нам кажется, что перед тем, как начать строительство такого завода, следует получить дополнительные сведения об условиях на месте.

С глубоким почтением
Л. Л. Соммерс и Ко".

24 ноября я встретился с ним вновь, и через три дия ко мне пришла копия его второго письма банку Леман:

"27 ноября 1925 года
Братьям Леман
Нью-Йорк

Предлагается вниманию г-на Х.В. Гриндела

Уважаемый г-н Гриндел,

... на втором совещании с г-ном Новомейским я обсудил с ним различные вопросы и получил ответы, которые считаю вполне удовлетворительными.

Итак, я отказываюсь от всех сделанных мною критических замечаний. Считаю, что если принять меры предосторожности, хорошо известные г-ну Новомейскому, то проект, по-видимому, сможет развиваться
удовлетворительным образом.

С глубоким почтением

Л. Л. Соммерс".

Запись в моем дневнике за 9 декабря гласит: "Читал Библию. Невозмутимый дух ее повествования всегда действовал на меня успокоительно".