После того как я узнал, что австралийскую группу финансирует банкир Шервази и что он придает решающее значение мнению Монда, я начал опасаться, как бы он не сделал нежелательных для меня выводов из того факта, что компания Брюнера — Монда отвергла мой проект. Я еще раз обратился к Монду с просьбой снабдить меня письмом с изложением причин отказа, дабы не дискредитировать мой проект в глазах прочих финансистов. Однако Монд, как и ранее, на это не согласился. Во всяком случае, такова была его официальная позиция; но впоследствии я узнал, что за кулисами он действовал в совершенно ином духе — как добрый сионист и помощник. Уже в начале марта 1927 года он написал Шервази. следующее:

 

"2 марта 1927 года

Дорогой Шервази,

Мне сообщили, что к Вам обратился г-н Новомейский по поводу концессии на эксплуатацию природных богатств Мертвого моря.

Работники нашей компании изучили его проект, и этот проект их заинтересовал, так что если в конечном счете они не нашли возможным рекомендовать  администрации принять участие в предприятии, то это  произошло лишь по той причине, что компания загружена сейчас другими делами. При надлежащем техническом руководстве и должном согласовании коммерческих условий проект обещает быть успешным.  Что касается коммерческой стороны, то информацию об этом Вы сумеете получить самостоятельно.

О г-не Новомейском я лично самого лучшего мнения. Это очень честный и весьма способный человек, всецело посвятивший себя делу. То, что моя компания не участвует в его проекте, никоим образом не должно сказаться на его репутации.

С глубоким почтением

Альфред Монд".

 

Монд с похвалой отозвался о моем проекте также в беседе с секретарем по делам колоний Эймери и сказал ему, что предприятие на Мертвом море может избавить Великобританию от зависимости в немецком поташе, Доктор Идер, который сообщил мне об этом (18 марта), писал, что Монд даже добавил, что теперь он готов участвовать в предприятии Новомейского.

Подобной победы я не ожидал и начал побаиваться ее последствий. Хотя я нуждался в капитале, я никак не собирался войти в компанию с таким гигантом, как "Государственные химические производства", который меня проглотил бы, даже не заметив этого. А пока я размышлял, как мне теперь быть, компания Монда уже приступила к действиям. Генри Монду поручили вести со мною переговоры, и мне уже был представлен черновик контракта между "Государственными химическими производствами" и "Палестинским рудным синдикатом", где мне предлагались пост генерального директора и право назначить по собственному усмотрению одного из членов директорского совета. Компания "Государственные химические производства" была готова обеспечить весь необходимый капитал, но взамен требовала передачи ей почти полного контроля над предприятием.

Все это происходило в марте 1927 года, еще до того, как я получил решающее письмо министерства колоний о готовности правительства дать концессию нашей группе. Естественно, что это письмо нельзя было сохранить в секрете. Вскоре пресса набросилась на эту новость  — у меня хранятся 53 вырезки из газет за 1927 год, но в  6ольшинстве статей сообщалось, что проект освоения Мертвого моря — мысль авантюрная, романтическое предложение, которое поглотит колоссальные средства и от которого не стоит ждать проку.

Итак, я должен был вести себя осмотрительно, невзирая на победу. Я решил посоветоваться с представителями Сионистской организации и в начале мая за обедом в ресторане Кеттенера изложил перед ними условия, поставленные Мондом. Во встрече участвовали доктор Вейцман, доктор Гальперн (в то время - генеральный директор "Еврейского колонизационного фонда"), а также доктор Файвел и Найдич (они тоже входили в состав руководства фондом). Хотя четкого решения принято не было, мы согласились сформулировать позицию фонда следующим образом:

"Стороны, представленные администрацией "Еврейского колонизационного фонда", не видят другого выхода, кроме принятия условий крупной финансово промышленной компании (в том, что касается решающего голоса). Г- ну Новомейскому следует вести переговоры, чтобы придти к соглашению на самых выгодных, с его точки зрения, условиях. Он должен приложить все усилия для обеспечения еврейских интересов, особенно трудовых. Ему надлежит также изучить перспективы участия еврейских держателей акций "Палестинского рудного синдиката" в правлении компании, которая будет основана для реализации концессии".

Надо учесть, что Эрец-Исраэль в то время находилась в тяжелом экономическом положении. После ухода Герберта Сэмюеля с поста верховного комиссара (в 1925 году) усилились антисионистские тенденции английской администрации. Алия сократилась, и число покинувших страну превысило в том году число новоприбывших. Такое крупномасштабное предприятие, как завод на Мертвом море, могло оживить экономическую деятельность и внести существенный вклад в ликвидацию кризиса.

Поэтому сионистские лидеры  не хотели осложнять проведение проекта в жизнь, но вместе с тем уповали, что я как-нибудь сумею предотвратить переход контроля над предприятием в руки "Государственных химических производств" и во всяком случае смогу ограничить этот контроль сферой экономических и коммерческих вопросов.

В августе 1927 года я написал в "Палестинское экономическое общество", сообщив об условиях участия Монда, и спросил, согласятся ли они участвовать на подобных условиях в моей компании. В январе 1928 года пришел ответ, который я и предвидел: американские сионисты не собирались участвовать в фирме, где решающий голос будет принадлежать организации, не заинтересованной в развитии Эрец-Исраэль.

Тем временем переговоры между мною и Мондом продолжались. Предложение, сформулированное его сыном Генри, сводилось к следующему: один из специалистов будет послан в Эрец-Исраэль, чтобы окончательно проверить все на месте. Если его рекомендации окажутся положительными, зарегистрируют акционерное общество с капиталом 175 тысяч фунтов стерлингов в обычных акциях. Из этой суммы мы с Таллоком получим акций на 50 тысяч фунтов и еще 20 тысяч фунтов наличными. Остальные акции приобретет компания "Государственных химических производств". Если дела завода пойдут на лад, "Химические производства" будут вправе откупить и наши акции, но уже за общую сумму 75 тысяч фунтов либо основать совершенно новую фирму. В правление акционерного общества войдут "г-н М.А. Новомейский и один представитель по его рекомендации".

Этого предложения я не принял, указав, что мне уже предлагались лучшие условия. Казначей "Химических производств" на это ответил, что если  я подразумевал своим замечанием предложение, сделанное мне Шервази, то мне следует иметь в виду, что в этом предложении участвовали они сами. Так подтвердились слова Оппенгеймера, который давно говорил мне, что Шервази действует фактически в интересах Монда.

Так или иначе, под конец мне предложили более выгодные условия: капитал нового акционерного общества составит 335 тысяч фунтов стерлингов, из которых мы с Таллоком получим 30 процентов (то есть около 100 тысяч фунтов). Но и теперь ставилось условие, что через два года "Химические производства" будут вправе откупить у нас эти акции с доплатой 50 процентов их номинальной стоимости и рассчитаться наличными либо акциями "Государственных химических производств" "по их средней рыночной стоимости". И теперь тоже само собой разумелось, что решающий голос будет принадлежать Монду.

Мое упорное неприятие этих предложений и желание создать палестинскую поташную компанию, а не палестинский филиал "Государственных химических производств" в конце концов рассердили представителей Монда. "Мне кажется, — писал Генри Монд моему адвокату Натану, — что спор идет по поводу одного важного пункта: г-н Новомейский настаивает, чтобы ему безвозмездно передали 40% компании. Попытайтесь, пожалуйста, ему объяснить, что о подобных условиях не может быть и речи. Это не мое личное мнение, и нечего полагать, будто совет "Государственных химических производств" согласится уплатить за концессию такую огромную сумму. 20 или 25 процентов считаются прекрасными условиями. С большим трудом мне удалось уговорить совет предложить 28 процентов, но 40 он нигде не получит, и это требование только задержит начало работы предприятия".

Я, понятно, настаивал на 40 процентах акций, потому что считал, что это вместе с постом генерального директора, а также правом назначить своего человека в директорский совет позволит мне влиять на ход дел в компании. Однако переговоры зашли в тупик. Я узнал, что Монд с сыном собираются в Европу до конца сентября, и решил тоже взять отпуск. Была у меня и другая причина: я покончил с холостяцким образом жизни и в июне женился. Три года тому назад я тайно обручился с дочерью Найдичей - потому-то я так часто и ездил в Париж, — но свадьба наша все время откладывалась из-за моих постоянных разъездов между Лондоном и Эрец-Исраэль, а также неопределенного положения моих дел. После перелома, произошедшего в апреле, больше не было оснований для отсрочки. В Портсмуте состоялась скромная церемония бракосочетания, после чего мы несколько недель провели в Швейцарии и вернулись в Лондон только 11 сентября, незадолго до появления Мондов.

Переговоры возобновились, продолжились встречи и переписка. В ноябре мы преодолели большую часть трудностей, но еще оставался 8-й параграф чернового контракта, где шла речь о "личном юридическом представителе", который займет мой пост в правлении в случае моей смерти и получит все закрепленные за мною права. Натан настаивал на четкой формулировке того, что эти права перейдут к "личному юридическому представителю, а также к доверенным лицам" Новомейского, причем имелись в виду не мои наследники, а представители Сионистской организации.

Монд решительно выступал против этого, так как не хотел, чтобы во главе акционерного общества оказался человек, представляющий политическую организацию.

Только 1 декабря было найдено решение и  в этом пункте. 7 декабря  Натан отправил Монду окончательный текст контракта, и, полагая, что мы наконец подошли к финалу, я написал на следующий день секретарю Монда. Я обращал его внимание на три пункта, которым придавал особую важность. Во-первых, Монд должен был подписать письмо, гарантирующее использование на предприятии еврейских рабочих рук. Во-вторых, следовало определить положение майора Таллока в компании и обеспечить ему достойное место работы в области транспорта, что являлось его специальностью. В-третьих, нужно было четко  сформулировать вышеупомянутый 8-й параграф, иначе говоря — права моего преемника на посту генерального директора. Каково же было мое изумление, когда назавтра Натан сообщил мне, что получил официальное письмо от Морриса, адвоката "Государственных химических производств", с уведомлением о прекращении переговоров!

Сначала я решил, что это какое-то недоразумение, и обратился к Генри Монду с частным письмом. Однако назавтра я получил следующий ответ:

"9 декабря 1927 года

По вопросу концессии на эксплуатацию Мертвого моря

Дорогой r-н Новомейский,

Я получил Ваше письмо от 8 декабря.

Что касается его первого абзаца, то Вы ошибаетесь. Я обещал Вам, что сэр Альфред Монд составит письмо в духе подготовленного Вами черновика, но я никак не мог себе представить, что Вы считаете, будто сэр Альфред согласится с каждой буквой текста, написанного другим человеком.

Что касается второго поднятого Вами вопроса, то есть должности майора Таллока, — я убежден, что мы смогли бы что-нибудь для него сделать, если бы только пришли к согласию по всем остальным вопросам. Однако, хотя я и обещал Вам, что мы отнесемся к нему доброжелательно, я вам ясно сказал, что его назначение не является частью контракта.

По поводу третьего пункта мне остается лишь отослать Вас к письму г-на Морриса от вчерашнего числа, которое подводит окончательный итог делу. Вместе с тем отпадают, в сущности, и остальные пункты Вашего письма.

С глубоким почтением

Г.Монд".